Мистики нет. Есть ограниченность невежественного сознания. То, чего мы не понимаем, тоже существует и влияет на нашу жизнь. Я постоянно об этом думал – работа к таким раздумьям располагала. В 90-е годы друзья принесли мне номер журнала Science, в котором ученые писали о том, какие самые важные вопросы стоят перед наукой. Я с большой радостью и с немалым облегчением прочитал список этих вопросов: что такое реальность? что такое сознание? существует ли свободная воля – или все предопределено? есть ли жизнь после смерти? Оказывается, я не одинок в своих поисках – они волнуют и лучшие умы человечества. С тех пор я непрерывно изучаю и сознание, и реальность.

Про несвежую сметану и пищевую цепочку

Помню, я только-только начал работать в детской реанимации, и маленькая девочка у нас умерла оттого, что мама накормила ее прокисшей сметаной. Так банально и так страшно. Несвежая сметана. Понос. Инфекция. Почечная недостаточность. Смерть. Теперь это лечат элементарно. А тогда – не могли.

После ее смерти я поехал на Лесное кладбище на могилу отца. Мой отец был ученый – физик и математик, он работал в Новосибирском академгородке и умер совсем молодым. Я люблю кладбища – там царит покой и умиротворенность. И можно сосредоточиться на главном, ничто не отвлекает.

Я работал недолго, но уже видел столько страданий. И отчаянно, страстно хотел понять, что делает человека живым, что такое – жизнь. Мне была неприятна ее биологическая основа: это же неправильно, что волки едят косуль, кошки ловят мышей, коршуны охотятся за кроликами. Человек ест животных. Люди убивают друг друга ради богатства и материальных ценностей. Как это грубо и невежественно, это же мясорубка, еще Шекспир говорил: «Ад пуст – они все здесь, среди нас!» Зачем все это? Почему бы не устроить мир по-другому?

Я у могилы отца бросал вызов Богу, я кричал и ругался: «Ты что за ерунду сделал? Ладно, люди убивают друг друга, но сама природа построена на пищевой цепочке, когда все друг друга по очереди жрут. И если Бог – это любовь, сострадание, доброта, то почему матрица бытия – это насилие и страдание?»

И много позже я осознал то, про что так хорошо написала Блаватская: «Истина никогда не спустится к нам – мы должны до нее подняться». В моей практике появились мощнейшие моменты, которые показывали то необъяснимое, некий аванс, который выдается нам кем-то или чем-то – и который показывает: мы знаем не все.

Мои коллеги-врачи описывали много клинических случаев, у которых нет научного объяснения. Пока нет. Но это не значит, что – не будет. Ученые из разных областей знаний сотрудничают между собой. Нейробиология изучает взаимосвязь сознания с мозгом и телом. Формируется нейроквантобиология, которая рассматривает возможность того, что источник сознания существует вне тела. Нам, практическим врачам, в подобных изысканиях нет места. Врачи предоставляют ученым феномены, которые те должны изучать.

Вершина айсберга. Про Танечку

Если мы не будем лечить пациентов, многие не выздоровеют. Это очевидно. Но сам момент выздоровления – загадочен. В нем присутствует некая великая тайна.

Эта история случилась давно, когда я еще был молодым врачом. Привезли ночью девочку лет одиннадцати, Танечку, с длинными светлыми косами.

У них дома загорелся телевизор, мгновенно вспыхнули синтетические занавески, девочка надышалась копотью и гарью. Она умирала – лицо серо-синее, дышать не может. Воздух не поступал в легкие, аппарат искусственного дыхания не помогал. Я выхватил трубку, по которой кислород через трахею шел в легкие, думал – проблема в ней, а она чистая, значит, копоть перекрыла бронхи. Сейчас бы ей сразу же провели бронхоскопию и очистили дыхательные пути. В те годы в полвторого ночи бронхоскопию не делали. Я пытался очистить ей бронхи электроотсосом – ничего не получилось. Остановка сердца.

Сорок пять минут мы проводили непрямой массаж сердца при норме в двадцать пять. Отступились. Девочке уже подвязали челюсть и приготовились ее увозить. Я стал писать направление в морг. И вдруг подумал: «А ты заинтубируй ее и промой дыхательные пути раствором соды, чтобы растворить эти сгустки». Я подошел к девочке, проверил реакцию зрачков – широкие, на свет не реагируют, что является косвенным признаком гибели нервных клеток в мозге. Трупные пятна проступают. И нет бы мне на том успокоиться и смириться. Я сделал все наоборот. Я сорвал повязку с подбородка девочки. И провел весь комплекс мер, которые задумал. Из бронхов вышла спрессованная копоть в виде слепка бронхиального дерева, я обрадовался и решил возобновить реанимацию. Чего я ей только не вводил! И сердце девочки заработало. Сам стою и думаю: «Дурак, ты чего старался, она же без мозгов осталась – будет инвалидом всю жизнь!»

Через четыре дня девочка сидела на кровати и ела овсянку. Она улыбалась мне, а мама заплетала ей косы. Как это объяснить? Не знаю!

Нет, ну, конечно, можно сказать, что Клява – это такой офигенный доктор, который возвращает пациентов с того света. Но это будет вранье – у каждого реаниматолога в арсенале есть подобные примеры, когда он делает все возможное и немного больше. И пациент выживает. И ты никогда не понимаешь, отчего выжил именно он, а не те другие, за которых ты тоже бился изо всех сил. У Танечки я видел признаки биологической смерти. Однако сейчас она здоровая взрослая женщина.

Почему повезло именно мне, именно тогда? Не знаю, не знаю, не знаю…

Каждый успешный случай реанимации – это айсберг, и его громадную подводную часть мы не видим.

У Бога нет других рук, кроме наших

Лет восемь назад мальчик неполных трех лет попал в реанимацию с тяжелейшей пневмонией. Он провел 40 дней на аппарате искусственной вентиляции легких и в искусственной коме. На моем дежурстве все жизненные показатели начали падать. Уровень кислорода в крови катастрофически снижался. Аппарат нагнетал в его легкие кислород под самым высоким давлением. Одно легкое не выдержало и лопнуло. Родители были в ужасе. Да, они были в палате, так как имеют право находиться вместе с умирающим, если хотят. Я продренировал пострадавшее легкое. Тут же разорвалось второе. Я понимал, что мозг мальчика начинает страдать от дефицита кислорода. Наступали необратимые изменения. И я сказал родителям: «Это неэтично – задерживать человека в таком состоянии, когда вылечиться невозможно, а можно только продлить агонию». Мама молчала – она была в шоке. А папа упал на колени, он молился Богу и требовал, чтобы я спас его сына: «Ты делай все, что только можно: твои руки сейчас – руки Бога, он захочет – все через тебя даст. Но только через тебя. А ты бросишь – и нет у него рук!» Часто люди в подобном состоянии неадекватны, и мы в реанимации к этому привыкли. Сразу даем лекарства, и они успокаиваются. Но тут было что-то другое. Казалось, будто бы за отцом ребенка стоит кто-то еще, Некто Больший. Знающий. И я вводил мальчику такие дозы препаратов и гормонов, которые в книжках даже не описываются, и говорил себе: «Пусть отец осознает ситуацию, мне главное – выиграть время, чтобы он успокоился». Объяснял себе свои действия с рациональной точки зрения.

Минута прошла, другая, а мальчик не умирал. И вдруг уровень кислорода стал расти. Сам по себе. Ни один академик мира такой исход не спрогнозировал бы. Мальчик не умер в ту ночь. И в следующую – тоже. Потом он «слез» с аппаратуры и пошел в отделение. Потом выписался домой.

Каждый Новый год его папа приезжает в реанимацию с цветами и тортами. Иногда привозит сына. Мальчик растет крепким, с интеллектом у него все порядке. Со здоровьем – тоже, разве что минимальные остаточные изменения в легких на рентгене просматриваются. И все – больше никаких последствий.

Рационально я не могу объяснить, что произошло. Предполагать можно разное, но это не будет наука. Мне словно показали: «Ты думал, что он умрет, – а он выжил».

Зачем нам нужны знания

Я вижу: в нашей жизни есть место для чуда. И чем больше ты знаешь и умеешь, тем больше можешь сделать. Именно твои знания и умения дают возможность этому чуду проявиться в нашем мире.

Не так давно в реанимацию поступил пятилетний мальчик в очень тяжелом состоянии. Было утро. Пятиминутка завершилась. Ночная смена ушла, мы – смена дневная – в отделении пили утренний чай, обсуждали новых пациентов вперемешку с нашими домашними делами. И был такой мощный контраст между бодрой, будничной, полной энергии атмосферой за столом – и отчаянием в реанимационной палате, где дети цеплялись за ускользающую от них жизнь, что я сказал коллегам: «Давайте сконцентрируем ум и визуализируем наше общее желание: как мы переписываем будущее, в котором все дети, которые сейчас на грани, – выздоравливают. Так сильно сконцентрируемся на этой картине, как будто бы каждый из них – твой собственный ребенок. Создадим и увидим то, что хотим, вместо того, что есть». Все замолчали. И пять-семь минут в тишине что-то происходило. А потом вдруг все заговорили, засмеялись разом, словно выдохнули с облечением.

Мальчик выжил. И другие дети активно на поправку в этот день пошли. И я вам скажу, что мы классно всю смену проработали, на подъеме, с полной отдачей. А с другой стороны – неизвестно, как все сложилось бы без визуализации. Я знаю одно: все, кто был за столом, ощутили эту возможность, как и я. Только я ее вслух сформулировал, зато все – легко подхватили. И что-то случилось.

Один человек вполне способен изменить мир или страну. И происходит это по принципу «пирамиды Уолта Диснея». На ее вершине творят пара-тройка гениальных безумцев, чья фантазия не знает границ. Они создают новую реальность из своего вымысла. Под ними находится аналитический сектор – они думают, как это реализовать. Под аналитиками – экономисты, которые подводят под новую реальность материальную базу. И внизу пирамиды – критики, они ищут в новой реальности слабые места, чтобы информация о них поступила наверх и чтобы с ними справились. Критик никогда не должен лично встречаться с фантастом – они «взаимоуничтожаются» при контакте, так как не переносят друг друга. Так создают реальность. Так работал Стив Джобс. В основе всего лежит мысль, идея человека. И она материализуется тем или иным образом.

Множественность миров и пространств

Девочка пятнадцати лет уходила из жизни – шок, поражение многих органов, печень не справлялась, почки отказывали. Рядом с ней находилась ее мама, очень интеллигентная, уже в возрасте. Девочка была ее единственным ребенком. И я сказал маме: «Могу я с вами поговорить – не как врач?» Мы вышли из отделения. И рассказал ей за тридцать минут то, чему учился тридцать лет.

«Можно я с тобой буду «на ты»? На том уровне нет Петериса, нет тебя и меня. Там ты – не мама, и она – не твоя дочь. Все есть ты. Но все и Тот, кто создал этот мир и всех нас. Что есть – «мое»? Ты не родилась, ты не женщина, ты не можешь ничего создать. Есть только Тот – и он все создает. Как говорят буддисты, «нет того, кто смотрит, и того, на кого смотрят, и нет процесса смотрения – все едино». Ты пойми, что ты есть Бог. И она – Бог. Ты своей любовью и состраданием можешь творить в Нем и с Ним новую реальность в другом мире. Когда ты видишь, что она живет и счастлива в другом мире, она действительно живет и счастлива».

Это только крохотная часть того, что я сказал.

Человек, который переживает утрату, находится в запредельном состоянии и способен на сильнейшее иновременное и инопространственное перепрограммирование. Он создает другую реальность для умершего, где тот живет и счастлив. Эту реальность мы называем раем.

Ее дочь умерла. У мамы не было ни одной слезинки. Мама знала: она существует в ином пространстве, где у нее подрастают двое детей, и они вместе катаются на велосипедах. Мама говорит: «Да, рай есть». Она его для дочки сделала.

Все есть мысль. И есть другая Вселенная, где дети всегда выживают, – и все мы рано или поздно оказываемся там и встречаем всех тех, кого любили здесь, на этой земле.

Записала Галина Панц-Зайцева

О Петерисе Клява:

Родился в 1964 году. Окончил педиатрический факультет Рижского медицинского института. Получил специальность анестезиолога-реаниматолога. Более тридцати лет работает врачом-реаниматологом в Рижской детской клинической университетской больнице. С 1985 года изучает глобальные вопросы, касающиеся жизни и смерти, внетелесного опыта и развития человека. Выступает с лекциями, ведет семинары и ретриты. Женат.
и еще одна интересная статья:************************************
*************************************************************************

Врач-реаниматолог: «Смерти нет. Ты уходишь из тела и переходишь в другое состояние».

Петерис Клява: Любите всё, ибо всё сейчас пройдет!

На эту тему сейчас много пишут. Мне очень близка точка зрения Петериса Клява. Один мой пациент сказал о своей жизни в больнице: «Здесь у нас другое измерение!»… Это так. Об этом, другом измерении, говорит в своем интервью доктор Клява.

Вишкевич Т. И.

На каждом своем дежурстве в реанимационном отделении Детской клинической больницы Риги Петерис Клява сохраняет жизнь тем детям, которых можно удержать в нашем мире, и провожает за грань тех, кому уже ничем не поможешь. С одной стороны, он немножко бог, а с другой — беспомощный наблюдатель. На такой работе врачи становятся или циниками, или пофигистами, или философами. Иначе просто невозможно каждый день задаваться вопросами: «Все ли я сделал для того, чтобы этот ребенок жил?» и «Зачем люди так страдают?».

Петерис выбрал философскую стезю. С 1985 года он серьезно изучает вопросы жизни и смерти и охотно делится с нами своими знаниями.

Разговаривали мы с Петерисом в офисе на улице Рериха. И я обратила внимание на то, что у него совершенно детские глаза, как у тех, кто очень многое в жизни видел, но в ней не разочаровался и все еще верит в чудеса. И мне вспомнилась повесть великого американского писателя Сэлинджера «Над пропастью во ржи». Ее главный герой-подросток мечтает о том, как он вырастет и будет работать тем, кто стоит на краю пропасти и ловит заигравшихся во ржи детей, чтобы ни один малыш не сорвался вниз, и все остались целы. И мне подумалось: «Юноша вырос, и его мечта исполнилась». И, как всякая реализовавшаяся мечта, она отличается от идеала: оказывается, не всех и не всегда получается спасти.

Петерис Клява родился 20 июля 1964 года. Закончил педиатрический факультет Рижского медицинского института. Получил специальность анестезиолога-реаниматолога. Более двадцати лет работает врачом-реаниматологом в Детской клинической университетской больнице. С 1985 года изучает глобальные вопросы, касающиеся жизни и смерти, внетелесного опыта и развития человека. В 2001 году был инициатором и главным организатором визита Далай-ламы в Латвию. Несколько лет вел на телевидении программу «Здесь и сейчас!». Создатель общества Reanimare, которое ищет ответы на извечный вопрос: как сделать нашу жизнь гармоничной. Выступает с лекциями, ведет семинары.

— Петерис, а давайте замахнемся сразу на глобальное — что такое смерть? Почему она нас так страшит?

— Страшит людей неизвестность и необратимость случившегося. Я работаю в детской реанимации, вижу сотни детских смертей. И замечаю, что у родителей, теряющих ребенка, очень редко возникает вопрос: «Что есть смерть?» Они думают только о том, что «больше никогда», страдают, устраивают похороны, ходят на кладбище и много лет смотрят на фотографии. Горе утраты велико. Но у тех, кто задается вопросом «что такое смерть» и ищет на него ответ, острота страдания отступает, потому что человек начинает постигать: смерти нет. Есть переход в другую форму существования, слияние с тем белым светом, который видит каждый, кто переживал клиническую смерть.

Многие мудрецы это знают. Эйнштейн, когда его близкий друг в Цюрихе умер, записал в своем дневнике: «Смерть для нас, физиков, ничего не значит. Ты ушел первым, я уйду за тобою. Прошлое, настоящее и будущее — это навязчивая иллюзия». Дети иногда интуитивно это чувствуют. Восьмилетняя девочка, которую я лечил… неважно от чего, так вот она говорила родителям незадолго до своего ухода поразительные слова: «Мама и папа, вы должны понять, вы только не пугайтесь: нас — нет! Когда Бог думает сам о себе, мы показываемся в его уме». Девочка и Эйнштейн говорили об одном и том же: наше материальное существование в этом мире является великой иллюзией, а смерть — переходом.
Уровень ответа на вопрос «что такое смерть» бывает разный. Столь сложное знание надо объяснять так, чтобы люди, стоящие на разных ступенях развития, поняли доступную для них часть информации и чтобы это понимание принесло им утешение. Первый уровень — человек понес утрату, согласно законам своей религии, признал, что умерший попал в рай или ад, быстро закопал или сжег покойника, помолился, избавился от воспоминаний и стал делать новых детей. Это нормальный процесс, поддерживающий численность населения, человеческую биомассу. Кстати, в понятии «биомасса» нет ничего плохого — из нее произрастает все хорошее и ценное. Религиозный институт полезен — он помогает тем, кто остался в живых, пережить горе, тем, кто ушел, — совершить переход.

На более высокой ступени развития, когда голова не занята сплошными страданиями или непоколебимыми религиозными убеждениями, когда в ней достаточно свободного места для восприятия нового, человек осознает, что смерть — это просто освобождение от тела и переход в другое измерение. Причем измерений может быть много, и они не являются ни раем, ни адом.

А кроме обычной мудрости есть еще и запредельная — для избранных.

— А давайте шагнем к мудрости! На запредельную, может быть, посягать не станем, но чуть глубже, чем принято, о смерти поговорим. И вот какой любопытный момент мы сейчас переживаем: над вопросом «есть ли жизнь после смерти» размышляет современная наука. А религия, которая вроде бы занимается духовными поисками, здорово от нее отстает. Не странно ли?..

— Так получилось, что сейчас физики-теоретики ближе к пониманию этих вопросов, чем духовные деятели. Все меньше места остается для философии и все больше — для научных исследований. Всего 4 % человечества генетически склонны к духовности, всего 16 % — к бизнесу и систематическому труду. Но кроме врожденных склонностей в нас заложена тяга к многомерному развитию в разных направлениях. И современное западное общество через искусство, фильмы, спектакли, интернет постепенно нас развивает, делает более духовными и трудолюбивыми.

Он готов поглощать знания, в том числе и духовные. Он создал науку, и поэтому Далай-лама так стремится на Запад. В США Далай-лама каждый год встречается с самыми продвинутыми учеными — приглашает семьдесят-восемьдесят нейрофизиологов, генетиков, квантовых физиков, математиков и в форме свободной дискуссии обсуждает с ними вопросы, что такое сознание, жизнь и что находится за ее пределом.

Белый Свет смерти, который мы все рано или поздно увидим, является реликтовой энергией Вселенной, которая существовала до всего. Понятие общее и для квантовой физики, и для всех религиозных учений, включая христианство. И ученые, и религиозные деятели хором говорят: свет — это основа всего, это чистая энергия, которая неким образом превратилась в материальный мир. Она — во всем. И в нас — тоже.

«Я никогда не говорю умирающим детям, что они умрут. И никогда никого не обманываю обещанием продолжения этой жизни. Я стараюсь очень коротко посвятить ребенка в истину: „Смерти нет. Ты уходишь из тела и переходишь в другое состояние“. И ребенок получает от меня подтверждение своему ощущению того, что он будет существовать и дальше, но только по-другому».

— Некоторые нейрофизиологи утверждают, что человеческий мозг вовсе не является источником сознания. А работает только его приемником. Что вы думаете об этой теории?

Автор: Вашкевич Тамара Ивановна, психолог, психодраматерапевт — г. Минск (Беларусь).

Источник