Неразличимые в толпе. Немногословные. Невозмутимые перед опасностью. Непредсказуемые в своей молниеносной реакции. Непостижимые… Один из них сидел передо мной, с вежливо застывшей улыбкой. Острый взгляд светлых, в синеву, глаз. Почти зримое ощущение покоя сжатой пружины…
Ши Синьин. Странствующий орёл. Так зовут в Шаолинском монастыре 42-летнего академика РАЕН, востоковеда Алексея Маслова – обладателя высшей среди шаолинских мастеров награды – Золотого Дракона. Он – единственный европеец, в честь которого в Шаолинском монастыре установлена стела из чёрного мрамора. После недавнего «ухода в нирвану», знаменитого в мире ушу Дэцяна, он, как преемник учителя, стал одним из главных наставников в Шаолине…
Мы сидим в старой арбатской квартире, где такая осязаемая бархатная тишина, что невольно начинаешь говорить вполголоса. Где старинные китайские мечи на стенах соседствуют с русскими пейзажами и полотнами маринистов. Где невесомая фарфоровая ваза, словно пришедшая из эпохи Конфуция, долго и болезненно вздрагивает от негромкой трели мобильника. Море книг по медицине, истории, философии и множеству других наук на русском, китайском, английском, немецком, японском…
– Синьин и Маслов – один и тот же человек?
Тень улыбки мелькнула и исчезла. Словно приоткрылась на миг и сомкнулась бездна.
– Нет. Два разных. Один живёт реалиями сегодняшнего дня. Другой стремится следовать древним заветам Шаолиня. Но в своей основе они смыкаются.
– Нет такого, что не приемлемо для Синьина, но чего захотел бы Маслов?
– Он просто этого не захочет. Вас смущает, что на мне европейский костюм, а не ряса… Синьин не может жить и действовать в Европе так, как он должен действовать, ибо в традиции есть очень жесткие требования, например, к борьбе со злом, которые просто невозможно осуществлять, живя в цивилизованном мире. И он становится Масловым.
– Удобно… А как Маслов стал Синьинем?
– Долгий путь.
Вежливо и лаконично. Ответ типа «Вы видели, как течёт река?»
Кое-что он потом всё-таки рассказал…
Мудрость жестока
Началось всё в Монголии, где в конце семидесятых работали его родители-врачи. Случайно узнал о китайце – мастере ушу. Уговорил взять в обучение. Среди шести его учеников Алексей был единственным русским. Занятия проходили на жутко продуваемом чердаке какого–то дома, где хранилось сено. Когда начались морозы – а они в Монголии доходят до минус 40, – из группы остался лишь он один. Учитель не знал русского, ученик – китайского. Объяснялись жестами. Ли Миньцин сидя у казана с горячими углями, бесстрастно – мудрость жестока – наблюдал, как на ледяном ветру посиневший от холода подросток в тысячный раз повторяет одно и то же показанное ему движение… Вряд ли мог он тогда предположить, что этот упрямый русский станет не просто одним из сильнейших в мире бойцов, но возглавит Международную федерацию шаолинских боевых искусств, станет основателем этой школы в России… Но всё это будет потом. А до этого зерно древнего учения, заложенное Ли Миньцином, прорастёт в душе Алексея осознанием своего призвания, выбором пути. Своего пути дао. Вернувшись в Москву, он продолжит свои занятия боевыми искусствами, шлифуя их в карате (мастеров ушу у нас тогда не было) у знаменитого японского мастера Сато.. Окончит историко-филологический факультет Института стран Азии и Африки МГУ и станет специалистом по истории Китая. Напишет и опубликует тысячестраничный труд «Небесный путь боевых искусств» и на скудный гонорар от этой первой книги отправится наконец в Китай….
– …Денег хватило только на дорогу. Я приехал в Китай с 17 долларами в кармане и адресом какой–то школы ушу. Мастер в той школе знал Ли Миньцина и тогда я впервые понял, что такое в ушу Учитель. Имени Ли Миньцина оказалось достаточно, чтобы меня впустили в очень закрытый мир. В мир настоящего ушу, которое не имеет ничего общего с тем, что вы видите в кино или в телебоевиках…
– А разве мы видим там другое ушу ?
– Да. Выхолощенное. Как скорлупа без ядра…
– В американских фильмах о боевых искусствах давно появился стандартный образ Мастера. Каковы эти люди на самом деле?
– Встретишь – никогда не скажешь, что это Мастер. Обычный пожилой человек, всегда как бы немного смущённый. Не любит говорить об ушу. У него масса кубков, призовых мечей, но он их никогда не покажет. Очень осторожен, согласно китайской предупредительной формуле – «Путник, переходящий реку зимой». Это гуманная осторожность: как бы чего не сломать, тебя не сломать – вот его стилистика жизни… Сложно с ним и говорить. Многие наши вопросы ему просто смешны. Например: какой стиль лучше? Усмехнётся: «Выбери себе Учителя, потом сам поймёшь, какой стиль лучше». Или: сколько раз в день надо тренироваться? Отвечает: «Спроси у буддийского монаха, сколько часов надо медитировать»…
– А как вы оказались в монастыре, ведь главное началось там?
– Впервые я познакомился с шаолинскими монахами в 1990–м. Специально для китайцев, живущих в разных странах мира, проводилась международная конференция по шаолинской традиции. К тому времени мне удалось исследовать несколько древнекитайских рукописей, и когда я – единственный европеец – выступил с этим докладом на китайском, это был своего рода шок. Мы подружились с монахами… Нет, конечно же, нет! Европейцу невозможно подружиться с китайцем – слишком разное мироощущение. Но у людей, объединённых традицией, есть понятие единства судьбы. И мы стали тесно общаться. Тогда я и познакомился со своим будущим учителем Дэцянем – самым знаменитым монахом Шаолинского монастыря… Он возглавил Академию ушу при монастыре.
Мне довелось прожить несколько лет в его доме. Кроме всего, Дэцянь – один из самых известных каллиграфов Китая – записал от руки около двухсот книг и трактатов. Для этого надо быть учёным, художником и мастером ушу. Ушу даёт чистое сознание: чем чище и свободнее сознание, тем красивее иероглифы.
– Вы занимались каллиграфией?
– Конечно. Со мной у Дэцяня жили ещё двое учеников. Один из них, помню, переписывал огромную книгу – по иглоукалыванию, при свечке, хотя в доме есть электричество. Я его спросил: зачем? Мальчик ответил: «Учитель велел. Вот перепишу три раза – начнём заниматься». Всё, что написано о «точках», ученик должен прочитать сам. Мастер об этом не рассказывает. Он вообще ничего не рассказывает. Лишь передаёт тебе ощущение – как почувствовать ту или иную точку. В том же духе и обучение ушу. Тренировки, как таковой, нет. Спрашивать нельзя. Мастер делает движение – повторяешь за ним. Прекращает – и ты останавливаешься. У него, конечно, есть в голове чёткое расписание приёмов, но это скорее расписание жизни, выработанное тысячелетиями. На уровне генотипа.
Не убий
…В 93–м Маслов стал тренироваться в монастыре. Через год ему было разрешено стать послушником.
Условия жизни – более чем спартанские. Монастырь расположен высоко в горах, у одной из пяти священных вершин Суньшаня. Зимой он жестоко страдал от холода: монастырь не отапливался, и жить приходилось при минус 8–10 градусах. На рясу ничего надевать нельзя, только под неё. Постепенно овладел саморегуляцией настолько, что перестал ощущать холод, когда под рясой лишь тонкий свитер.
Жизнь в монастыре подчинена жёсткому распорядку. В 5 утра – подъём. Дыхательные упражнения. Общая молитва. Занятие боевыми искусствами. Обучаются в монастыре все по единой программе, основных дисциплин четыре: буддизм, боевые искусства, традиционная медицина (мы бы назвали её нетрадиционной) и гражданские науки – каллиграфия, стихосложение, история. Каждый волен в чём-то специализироваться. Он выбрал боевые искусства, хотя обучался и всему остальному.
– Перед посвящением вам пришлось пройти жёсткие испытания?
– Да. И не одно. Прежде всего, необходимо написать трактат. Я выбрал тему «Шаолинский монастырь в эпоху Тан» (классическая эпоха, V-VII вв.).
Как это происходит? Рано утром отводят в келью, дают сухую тушь, воду, кисть, рисовую бумагу. К заходу солнца ты должен написать не менее 12 страниц с цитатами из древних классических текстов, полагаясь только на собственную память (хотя, как и многое другое, первые шпаргалки изобрели именно китайцы).
Следующий этап – устные беседы. Монахи задают тебе вопросы. Один неверный ответ – и ты провалился.
На третий день – испытание в боевых искусствах. Так называемый «коридор смерти». Когда-то это действительно был сужающийся к концу коридор. Теперь все происходит во дворе, и коридор образуют стоящие в две шеренги монахи–бойцы. Едва ты вступаешь в него, как тебя атакуют слева и справа. Сначала безоружные, затем с дубинками и, наконец, с копьями и мечами. Если хоть один мастер завершит на тебе свою атаку, ушу для тебя закончилось…
Расположенный в провинции Хуэнань, между реками Хуанхэ и Янцзы, Шаолинь (в переводе – «Молодой лес»), – явление сегодня не одномерное. Вобравший в себя древнейшие традиции даосских магов, он стал привилегированным монастырём Поднебесной ещё в 495 году по воле императора Тай – цзуна. В благодарность за то, что 13 монахов, вооружённых только палками, разгромили отряд мятежников. В ХХ веке монастырь был сожжён и восстановлен лишь в конце 1980–х, но традиции чань–буддизма (или – дзен) тщательно оберегались монахами, как и само ушу.
Сегодня Шаолинь – чисто по-китайски – коробочка в коробочке. Есть внешний Шаолинь, тот, который хорошо известен миру по множеству боевиков с Брюсом Ли, или Джеки Чаном. Власти способствуют превращению его в туристический центр, пытаясь нейтрализовать его влияние как духовного центра. Каждый может приехать сюда, добравшись раздолбанным автобусом из Чженьчжоу – столицы провинции – и, купив за 8 юаней (1 доллар) входной билет, провести целый день в «Чайна Шаолин Темпл интернэшнл ушу инститьют». За 250–300 долларов вам позволят остаться здесь на неделю и научат примитивным комплексам ушу. За дополнительную плату вам даже вручат диплом, и вы сможете поражать воображение знакомых тем, что прошли обучение в самом Шаолинском монастыре. Но все это – не более чем рыночный балаган, яркое шоу: туризм и многочисленные «школы ушу» – источник дохода, львиную долю которого забирает государство. Лишь малая толика этих средств идет на существование монахов и на реконструкцию самого монастыря. Настоящий же Шаолинь непроницаем для посторонних.
– Я стал бойцом… Монахи–бойцы – особая категория, владеющая всем комплексом шаолинских боевых искусств. Среди восточных единоборств он самый богатый по технике. Очень много приёмов и 20 видов оружия – от классических – мечей, копий, топоров и т.д. до таких экзотических, как серпы, крюки, или палочки для еды. Обязательно владение кулачным боем, хотя в ушу удары наносятся, главным образом, ладонью. При этом идет мощный выброс энергии вовнутрь на один цунь (2,5 см). Такой удар не оставляет внешних следов или повреждений, но травмирует внутренние органы.
– Считается, что уже на уровне пятого дана человек достигает в ушу полного технического совершенства…
– Да, это так. Бойцов пятого дана в мире ушу знают все. Они владеют всеми двадцатью комплексами боя, многие из которых очень сложны. Такой боец способен защититься от меча обычной мухобойкой. В его руках это смертельное оружие.
В ушу есть много способов воздействия на противника, как физических, так и психологических. Человека вообще легко убить. Скажем, уловив ритм сердца, можно легким толчком в грудь вызвать его разрыв. Но шаолинский монах не имеет права убивать. Поэтому, следуя «удэ» – морали боевых искусств, он старается избегать варианта «жёсткий цигун», при котором можно убить или покалечить. Есть приемы, которые вызывают лишь кратковременную потерю сознания или обездвижение. Но даже восьмой дан не раскрывает всех секретов.
– Кто же владеет всеми тайнами?
– Обладатели высшего, десятого дана. Их во всём мире не больше десятка.
– А какой дан у вас?
– Девятый.…Его узкая кисть с длинными изящными пальцами музыканта и ухоженными ногтями постоянно притягивала мой взгляд. Он заметил это.
– Ваша рука… Не представляю, как ею можно ударить. Вам приходилось драться на улице?
– Никогда.
– Вы что же, никогда не сталкивались с агрессией, с необходимостью защитить себя, или кого-то ещё?
– Приходилось. Но драться необязательно. Есть иные способы.
– Ицюань?
– Один из них.
Ему явно не хотелось развивать эту тему. И это понятно. Ицюань, или «кулак воли» относится именно к тому кругу тайных знаний, который даётся монахам шаолинского монастыря. «Технология» его тренировок – строжайшая тайна. В ицюань нет приёмов, нет как таковых ударов рукой или ногой. Есть две ключевые вещи: первое и главное, как и в любом боевом искусстве, – подготовка сознания. Человека, достигшего необходимого уровня, невозможно застать врасплох. Состояние его сознания таково, что в каждый момент времени он готов к любым экстремальным ситуациям и неожиданностям. Второе – способность мгновенного выброса внутренней энергии практически из любой точки тела, причём именно туда, куда направлен волевой посыл. Такое умение обезвредить противника, даже не пошевелив рукой, – высочайшее искусство, требующее нескольких лет особой подготовки.
«Истинный удар исходит из пустоты» – так говорят в Шаолине о стиле ицюань. Такой удар обладает высшей поражающей силой, хотя он может отсутствовать как зримое физическое действие.
Речь идёт об особом действии Дао (Великой Пустоты – В.К.), «которое ничего не делает, но нет того, что оставалось бы не сделанным». Здесь и кроется тайна парадоксального утверждения, рождённого в мире китайского ушу: «Боевое искусство создано для того, чтобы им никогда не пользоваться».
Страх – это магнит
– Вы учите избегать жёсткого контактного боя, чтобы не искалечить противника. А как быть с агрессивным, озлобленным человеком, который вдруг набрасывается на вас?
– Ничто не случается просто так. Если на вас напали, значит, вы чем-то это притянули к себе. Чаще всего нападающего притягивает ваш страх, или ваша собственная внутренняя агрессивность. Обычно человек, всю жизнь испытывающий комплекс неполноценности, всегда скрыто агрессивен. И страх и агрессия транслируются вовне в виде определённых волн, эманаций, которые улавливаются и, как радар, нацеливают на вас. Если в вас нет ни страха, ни агрессии, вы не притягиваете к себе, на вас не нападут.
Поэтому настоящий мастер ушу всегда незаметен.
Помню, в первый же год моего пребывания в монастыре я как–то утром разминался на воздухе. Очень старенький, тщедушный монах в фартуке подметал двор. Он спросил меня, чем я занимаюсь. Я сказал, что осваиваю искусство кунфу. Он внимательно посмотрел на меня, скинул одежду и, прижавшись голой спиной к стене, стал, как гусеница, подниматься по ней. Поднявшись метра на полтора от земли, он завис, а затем так же медленно спустился. «Вот кунфу», сказал он, оделся и продолжил мести двор. Этот старичок, – как оказалось, монах высшего посвящения, – был настолько незаметен, что я принял его за обычного дворника.
И ещё пример… Однажды мы шли с Учителем по дороге из монастыря в горы и рассуждали обо всех этих показательных выступлениях, когда мастера ложатся на лезвия мечей, лижут раскалённый добела металл, пьют расплавленный свинец или тащат за собой 250–килограммовый жернов, привязанный к гениталиям. И всё для того, чтобы показать, чего можно достичь благодаря ушу. Я сам, наблюдая за монахами, которые били себя по горлу острейшим мечом, долго не решался повторить это. Когда решился и вошёл в нужное состояние, ощущение было такое, будто этот меч – деревянный… Дэцян соглашался, что всё это требует определённого мастерства и большой предварительной подготовки дыхания, но считал это «шоу» и побочным эффектом. Сказано же в «Дао дэ цзин»: демонстрирующий себя – не просветлён. К тому же у тебя должно быть внутри ещё что–то, а если его нет, то сколько ни дыши – ничего не получится. Вот такого, например… Маленький, сухонький, говоря мне всё это, он поднял с земли какой-то камень и просто проткнул его средним пальцем. Пальцем, понимаете?! Для этого надо действительно обладать чем–то, что трудно определить словами…
Не прикасайтесь к непостижимому
…Слушая Маслова, я подумал: наверное, и поражает нас в этих людях то, что они овладели каким–то иным, отличным от нашего, знанием. О природе вещей, о человеке. Их иное сознание позволило им пробиться сквозь сковывающий нас панцирь эгоизма и рациональности к чему–то гораздо большему. Возможно – к самим себе. Постигший это становится по–настоящему свободным.
Невольно вспомнились мне слова философа Мераба Мамардашвили: «Среди нас много неродившихся. Свободными не рождаются. Это тяжёлая работа. Это открытое состояние души, которая живёт в пространстве, где есть выбор – решений, страданий, удовольствий. Но это самая одинокая работа на свете».
…Они проделали её… Неразличимые в толпе. Немногословные. Невозмутимые перед опасностью. Непредсказуемые в своей молниеносной реакции. Непостижимые… Один из них сидел передо мной, вежливо улыбаясь. Сейчас это был не Маслов. Синьин.
– Верно ли, что многие буддийские монахи обладают способностью к левитации?
– В традиции известно искусство «отталкивания от земли», или «облегчения тела». Например, один из патриархов – Ян Баньхоу отличался тем, что даже в самый дождливый день, когда дороги превращались в глиняное месиво, приходил в гости без малейших следов грязи на подошвах. Как объяснял сам Ян Баньхоу, он просто «передвигается на несколько цуней над землёй, так как очень не любит грязь».
– А вам доводилось такое видеть?
– Только в Тибете… Однажды, я приехал в один из высокогорных дацанов со съёмочной группой CNN. Про монахов этого монастыря – а их там всего 7–8 человек – было известно, что они «умеют летать». Обычно они не показывают этого, но мне удалось убедить их. Мы шли и беседовали с настоятелем. Смысл сказанного им сводился к тому, что надо больше молиться и духовно совершенствоваться и тогда сможешь передвигаться по воздуху… И тут я вижу, что он идёт, перебирая ногами сантиметрах в десяти над землей. Я присел, чтобы убедиться, что глаза меня не обманывают, затем попросил его опуститься и снова подняться. Включилась камера, и я даже провел рукой под его ногами, которые не касались травы. После всех лет, проведённых в монастыре, меня трудно чем–то удивить, но тут я был поражён…
Наука всему этому не даёт сегодня никаких объяснений. Ни левитации, ни удивительным психоэнергетическим возможностям монахов. А раз так, то оставим всё это посвящённым!
Два в одном.
После долгих бесед с Масловы я наконец понял, что отличает его чань (дзен) от традиционного буддизма. Как и в других мистических учениях Востока и Запада, конечная цель практики чань – постижение самого себя и слияние с Абсолютом. Но если в ортодоксальном буддизме постигший высшую истину разрывает цепь земных перерождений и входит в нирвану – обитель невыразимого блаженства, то чань призывает совсем к другому. Достигнув внезапного интуитивного прозрения, человек не выпадает из реальной жизни, но лишь приобретает иное видение реальности, на высшем уровне. Осознав свое место в мире, постигнув единство всего сущего, относительность добра и зла, человек обретает душевное равновесие и покой, поколебать который не в силах никакие бури и грозы…
– Двойственность вашей жизни очевидна и достаточно странна. Дзэн, который вы исповедуете, предполагает созерцательность, невмешательство, позицию типа «все будет, как должно быть, даже если будет по-другому». И в то же время – ваша гиперактивность, всё расписано по минутам. Занятия наукой, ушу, книги, которые вы пишете, лекции в российских, американских, европейских и китайских университетах, а теперь вот возглавляемый вами Центр стратегических исследований Китая. Сегодня вы в Лондоне, завтра в Париже, Барселоне или Сеуле. Бываете в престижных местах, элитарных клубах, знакомы с политиками, дипломатами, артистами… Как шаолинские заповеди соотносятся с вашим несомненным жизнелюбием и жизненной активностью?
– Здесь нет противоречия. Для любого шаолинского монаха это достаточно простой вопрос. Жизнь – это то пространство, в котором он выполняет свою миссию добрых дел. Его сердце и сознание должны реагировать на мир, оставаясь незамутнёнными, как зеркало. Чем шире диапазон интересов, контактов, тем адекватней реакция, тем больше ты сможешь помочь людям. Вся наша жизнь – это постижение кунфу, то есть «высшего мастерства». Неважно, в чём оно реализуется, – в писательстве, врачевании, боевых искусствах… Это – твоя духовная экзистенция, предназначение…
(Позже он разъяснит мне это чуть подробнее: Судьба, или предначертание (мин), – единственно возможный путь в этом мире, который предопределен дао. Но здесь проявляется гибкий характер воздействия дао: оно не только рисует судьбу каждой сущности, но и дает ей развиваться самой по себе. Тем самым в мире сочетается необходимость и случайность, предначертание и свобода выбора. Дао все порождает, а дэ – благость, чувство просветления, наполняет жизненной силой. Дао порождает, но не властвует. Это и есть абсолютная свобода воли. Твоей воли).
…Своё предназначение я уже знаю. Моя миссия – знакомить европейцев с совершенно другой культурой. Я делаю это в своих книгах, лекциях в университетах и через основанную мной в России школу ушу. Всё это позволяет считать, что я в какой-то мере реализую своё предназначение. Но, знаете, здесь главное – не самообольщаться. Есть старый даосский принцип – добившись успеха, не пользуйтесь им …
… Да, уж это точно для нас! Как и рецепт пробуждения сердца и зеркальной чистоты сознания. Может, он и хорош для неспешных бесед в аскетичном Шаолине, или, наоборот, – под сенью вязов где–нибудь в благополучно–изысканном Риджентс–парке… Но в нашем скомканном, угрюмо-неуютном, жёстком, как наждак, мире, пожалуй, гораздо понятней и актуальней боевое искусство ушу. Неужели он этого не понимает? Или лукавит?
– Как вы относитесь к тому, что происходит с Россией?
– Как этнолог. Есть неизбежные исторические процессы. В них исчезают государства. На их месте возникают новые. Вспомните Древнюю Грецию, Рим, Византию, Австро-Венгерскую империю… Пришёл черёд и России – теперь она живёт на обломках империи. Участие в таком процессе всегда болезненно. Но это был наш выбор пути.
– Или навязанный нам?
– Да, во многом это стимулировалось извне. Но если у народа не выработалось самостоятельного мышления… Попробуйте-ка навязать что-то англичанам, французам, американцам, или тем же китайцам! Российское мышление – какое-то особое, совершенно отличное от других. Какая-то иная психорегуляция, непонятная покорность судьбе…
– К чему, на ваш взгляд, мы придём в конечном счете?
– К этатированному государству. То есть к жёсткому администрированию. Как, например, в Англии, где государственный механизм работает, как часы: жёстко и чётко. Сильный и преданный государству управленческий аппарат – первое, к чему должна прийти Россия, чтобы вырваться из круга беды. Духовная интервенция Запада – факт уже свершившийся. Ползучая же демографическая интервенция с Востока вершится на глазах. Ситуация – между Сциллой и Харибдой… Нельзя забывать, что идёт непрерывный процесс ассимиляции. От смешанных браков так же невозможно отгородиться, как и от взаимопроницаемости культур. Говорить сегодня о чистоте крови и об этнической принадлежности – несерьёзно. Очень скоро на территории России будут жить люди, говорящие на том же русском языке, но уже нельзя будет говорить о единстве нации, о её характерных чертах.
– Жаль…А вам?
– Ваш вопрос – из сферы эмоций. А мы говорим об объективном историческом процессе… Да, я здесь родился и вырос. Мне легче читать и думать по-русски, но я могу это делать по-английски, по-китайски, и на других языках.… Как и многим россиянам, мне приходится подолгу жить в других странах. Комфортнее всего чувствую себя в Англии. Там чётко выстроена жизнь и идеальные условия для научной работы. ….
– А как же Шаолинь?
– Вы ведь задали вопрос Маслову.
Метаморфоза была мгновенной. Время свернулось, как пергаментный свиток. Передо мной снова сидел монах с застывшей тысячелетней улыбкой.
Владимир КЮЧАРЬЯНЦ