Семья была что надо: один финансировал путешествие Колумба, другой подчинил себе весь соляной бизнес Российской империи, третий был декабристом. Это мало смущало Петра Перетца, когда тот надумал стать первым в роду первоклассным домушником. Скоро по Одессе о воре Петре ходили легенды.
В мае 1859 года знаменитый одесский уголовник, домушник Петр Перетц, сын единственного декабриста-еврея, готовил побег из одесской тюрьмы. Он подпилил оконную решетку, с воли ему принесли веревку. Ночью он спустился на тюремный двор, добрался до ворот, и там его застрелил караульный. В том же месяце его дядя, петербургский чиновник Егор Перетц, получил повышение по службе – позже он станет государственным секретарем и действительным тайным советником, статским генерал-лейтенантом, и будет награжден орденом Святого Александра Невского. Брат домушника Петра в том же месяце устроился учителем. У Григория Перетца была репутация отчаянного либерала, но через несколько лет он устроится в жандармское управление, станет одним из лучших секретных сотрудников, дослужится до чиновника по особым поручениям.
Едва ли эти люди знали, что они – потомки выходцев из Испании. Их предки жили там еще при римлянах, а род, к которому они принадлежали, был много древнее дома Романовых. Прародители Пэрэцев пришли на Иберийский полуостров в античности. Их клан уцелел при вестготах, выжил при мусульманах, некоторое время благоденствовал после реконкисты (освободительной борьбы христиан Пиренеев против мусульманских завоевателей. – Прим. ред.). На семейном гербе был изображен лев, стоящий на задних лапах. Хуан Пэрэц был финансистом королевы Изабеллы, это он убедил ее поддержать экспедицию Христофора Колумба, никому неизвестного генуэзца, обещавшего открыть новый морской путь в Индию.
После того как испанские короли обрушились на евреев, для Пэрэцев настали тяжелые времена. Некоторых из них сожгли, другие бежали в Латинскую Америку – одним из их потомков был Хосе Марти, их кровь течет в жилах бывшего генерального секретаря ООН Хосе Переса де Куэльяра. Другая ветвь рода отправилась на Восток. Евреям неплохо жилось на землях Речи Посполитой, и Пэрэцы осели в Замостье, а потом перебрались в городок Левартов. Там они превратились в Перетцев и утратили связь со своими корнями.
Им удалось уцелеть в страшном для евреев польской Украины XVII веке, они пережили ужасы хмельничины и казацкий геноцид. В конце XVIIIвека Израиль Перетц был раввином в Левартове, и у него подрастал сын, юноша, подававший большие надежды, умница и знаток Талмуда. Когда сыну исполнилось 18 лет, раввин отправил его в Пруссию к брату, главному раввину Берлина. Там он должен был закончить свое образование – кроме талмудической мудрости юный Перетц учился светским наукам и основательно напитался идеями Просвещения.
А потом в доме дяди появился гость, богатый купец Иошуа Цейтлин из отошедшего к России Шклова. Он был откупщиком и финансистом Потемкина, занимающимся поставками для армии. За обедом он разговорился с Абрамом Перетцем. Юноша был умен и образован, прекрасно держался. У Цейтлина не было сыновей, которым он мог бы передать дело, он подыскивал мужа для любимой дочери Сары и не гнался за богатством. В тот день Иошуа Цейтлин пообещал молодому человеку многое: руку дочери, состояние и карьеру. Абрам Перетц не хотел быть раввином, его привлекал шум большого мира – в общем, из Берлина они уехали вместе. Сара Цейтлин была редкой красавицей, за изящество и непосредственность ее прозвали «фейгеле» – «птичка». Абрам Перетц так и не сумел ее полюбить, он не был счастлив в браке. Зато дела, которые проворачивал тесть, пришлись ему по душе: сперва Абрам Перетц у него учился, но вскоре он его обогнал.
Через несколько лет он уехал из Шклова, тесть выхлопотал для него разрешение жить в столице. В Петербурге Абрам Перетц занялся большими делами, в том числе и подрядами на крымскую соль. Этот бизнес был чрезвычайно выгодным, и Абрам так плотно взял его в свои руки, что в деловом Петербурге появилась поговорка: где соль, там и Перетц. Он купил дворец знаменитого князя Куракина, друга Павла I, бывшего посла во Франции, прозванного парижанами «бриллиантовым принцем». Полдома у него арендовал петербургский военный губернатор Петр Пален: Абрам Перетц считал его опорой трона, цепным псом императора Павла. Он и не подозревал, что Пален стоит во главе заговорщиков и они собираются в его доме.
После убийства императора, когда новый царь выслал Палена из столицы, Перетц сдавал несколько комнат незначительному молодому чиновнику – но тот был так умен, что они подружились. Судьба ведет людей путями, которые ведомы только ей – этим чиновником был будущий государственный секретарь Михаил Сперанский, второй человек после царя, главный российский либерал. Абрам Перетц внес свой вклад в его реформы. К началу XIX века победоносные екатерининские войны совершенно расстроили финансы империи, инфляция была чудовищной, бумажные ассигнаты стремительно обесценивались. По совету Перетца Сперанский предложил выкупать бумажные деньги, заменяя их серебром, ни один государственный расход не мог быть осуществлен без соответствующего ему источника дохода, базой финансового оздоровления страны стала продажа государственных земель и новые налоги. Сперанский покровительствовал Абраму Перетцу: при нем тот занялся большими государственными проектами. Перетц строил корабли для Черноморского флота, со стапелей его верфи сходили и транспорты, и боевые фрегаты. Это требовало огромных затрат (линейный корабль, к примеру, обходился в весомую долю государственного бюджета), но было очень выгодно: казна хорошо платила.
Когда Сперанский попал в опалу и был отправлен в ссылку, обороты Перетца не слишком пострадали. Монополию на крымские соляные озера он потерял, но по-прежнему торговал солью. В войну 1812 года Абрам Перетц вложил все свое состояние в поставки продовольствия для армии. Это стало главной ошибкой его жизни: финансы империи 1812 год добил, такого покровителя, как Сперанский, у него больше не было, платить еврею казна собиралась в последнюю очередь. Точнее говоря, она и вовсе не собиралась этого делать. Государство было должно ему четыре миллиона, по тем временам деньги считались огромными, и их можно было потратить и на другое. Надо было восстанавливать сожженную Москву, заново отстраивать Смоленск, помещики из разоренных французами областей ходили в лаптях и побирались, огромных денег требовал проект Нижегородской ярмарки – до Перетца ли тут с его четырьмя миллионами?! Министр финансов велел его претензии не удовлетворять, иски к Перетцу суды принимали. В результате он обанкротился и все его имущество пошло с молотка.
Впереди была долгая, унылая жизнь, бедность, странная женитьба на лютеранке, забвение. Вспомнили о нем в 1825 году при очень скверных обстоятельствах. Его старший сын Гирш, Григорий Перетц, был арестован по делу декабристов. Он был одним из создателей Союза благоденствия, в Северное общество не входил. Перед тем как декабристы вывели солдат на Сенатскую площадь, Перетц, служивший в канцелярии петербургского военного губернатора Милорадовича, предупредил об этом своего начальника. А тот решил, что это бредни, и едва не отправил Перетца на гауптвахту – чтобы тот не тревожил людей перед коронацией. После того как мятеж был разгромлен, его все-таки арестовали. Перетц отвечал на вопросы следователей, другие люди давали показания на него.
В подготовке мятежа и цареубийства он уличен не был, зато всплыли другие обстоятельства. После того как в России должна была установиться новая форма правления, Перетц-младший планировал великий исход живших в Российской империи евреев. Они должны были отправиться на Землю обетованную и воссоздать Израиль. Об этом рассказывал частый собеседник Перетца, декабрист Глинка: «Перетц очень много напевал о необходимости общества к высвобождению евреев, рассеянных по России и даже Европе, и к поселению их где-нибудь в Крыму или даже на Востоке в виде отдельного народа…»
Глинке казалось, что это отголоски других, давних планов, и здесь не обошлось без Абрама Перетца. Когда Сперанский был царским фаворитом, Перетц-старший пользовался большим влиянием. В то время еще ощущалась инерция идей екатерининского царствования с их огромными и часто реализуемыми планами. Царица присоединила земли с семью миллионами новых подданных, население империи выросло почти на треть. Это было бледной тенью того, что не было сделано: Екатерина собиралась воссоздать Византийскую империю. Стамбул должен был превратиться в Константинополь, трон базилевсов предназначался ее младшему внуку, поэтому цесаревича и нарекли Константином. Владевшую исторической Иудеей Турцию царица и ее советники обрекли на гибель и разрушение – на этом фоне новый Исход вовсе не казался безумием.
Но к 1825 году вдохновенные потемкинские химеры забылись, пришло время трезвых и ограниченных бюрократов. Идеи Перетца ставили их в тупик. Особенно не нравилось им то, что по его предложению паролем Союза благоденствия некоторое время было ивритское слово «херут» – свобода. Все это было не очень понятно и крайне подозрительно, и Перетца сослали в Пермь под строжайший полицейский надзор. Там он впал в нищету, заболел эпилепсией – путь наверх занял всю оставшуюся жизнь.
Исход не состоялся. Перетцы остались в России – среди сыновей откупщика был и директор Технологического института, и видный чиновник горного ведомства. Государственный секретарь Егор Перетц считался образцом честного и дельного чиновника. А о домушнике Петре одесские бандиты рассказывали легенды и в ХХ веке: во время юбилея градоначальника он обчистил его дом, освободив графа Федора Алопеуса от всех имевшихся в нем золотых и серебряных вещей.
Алексей Филиппов