««Первичное сознание», первобытный ум, которому знакома реальность, а не представления о ней, не знает будущего. Он живет в настоящем и воспринимает лишь то, что есть в данном моменте. Однако изобретательный мозг анализирует полученный в настоящем опыт, то есть воспоминания, и на его основе может делать прогнозы. Эти прогнозы сравнительно точны и надежны (например: «Все умрут»), поэтому будущее кажется реальным, а настоящее теряет ценность.

Но будущее еще не наступило и не может стать частью пережитого опыта, пока не превратится в настоящее. Исходя из того, что мы знаем о будущем, оно состоит исключительно из абстрактных и логических элементов — умозаключений, догадок, выводов; его нельзя съесть, потрогать, понюхать, увидеть, услышать или еще как-нибудь прочувствовать. Гнаться за будущим — все равно что бежать за постоянно ускользающим призраком: чем быстрее вы его преследуете, тем быстрее он от вас скрывается. Вот почему все дела делаются в спешке, вот почему почти никто не радуется тому, что имеет, и все время хочет большего. Получается, что для нас счастье состоит не из реально существующих предметов и явлений, но из таких абстрактных и ненадежных вещей, как обещания, надежды и заверения».

Уотс считает, что наш основной метод ухода от реальности — это переход из тела в сознание, которое постоянно что-то просчитывает и оценивает само себя: кипящий котелок мыслей, прогнозов, тревог, суждений и ежеминутного метаопыта по поводу полученного опыта. Более чем за полвека до эры компьютеров, тачскринов и движения Quantified Self Уотс предупреждает:

«Современный интеллектуал любит не объект, а параметры, не глубину, а поверхность.

Работающие горожане сегодня как будто живут внутри механизма, шестеренки которого неустанно швыряют их из одного конца в другой. Все, чем они целыми днями занимаются, сводится к расчетам и измерениям, они живут в мире рационализированных абстракций, который далек от гармонии с биологическими ритмами и процессами. Как бы то ни было, такие задачи сегодня гораздо более эффективно могут выполнять машины, а не люди, — настолько эффективно, что в не слишком далеком будущем человеческий мозг устареет для логических операций. Человека уже сейчас часто заменяют машины с более высокой скоростью и продуктивностью работы. И если главным человеческим активом, главной ценностью является его мозг и его способность просчитывать, то он станет неходовым товаром во времена, когда машины начнут более эффективно справляться с механическими операциями.

Если мы продолжим жить ради будущего и концентрировать работу нашего ума на предсказаниях и расчетах, то человек рано или поздно станет паразитическим придатком к системе механизмов».

Конечно, Уотс не списывает мыслительную деятельность со счетов как бесполезную и в целом опасную человеческую способность. Наоборот, он настаивает на том, что если мы дадим свободно развернуться своей подсознательной мудрости, как, например, в «инкубационный» период переработки впечатлений во время творческого процесса, то мозг станет нашим союзником, а не тираном. Только когда мы пытаемся его контролировать и настраиваем его против самого себя, возникает проблема:

«Когда мозг работает правильно, он становится высшей формой «инстинктивной мудрости». То есть это должно действовать по тому же принципу, что и врожденное умение голубей всегда возвращаться домой или процесс формирования зародыша в матке: для этого не нужно описывать процесс словами или знать, каким образом все происходит. Постоянно анализирующий собственные действия мозг — это расстройство, которое выражается в остром чувстве разделения между «я» и пережитым опытом. Мозг может вернуться к нормальной работе лишь в случае, если сознание будет заниматься тем, для чего оно предназначено: не крутиться-вертеться в попытках выбраться из опыта настоящего времени, а просто его осознавать».

Но наше сознание все равно крутится-вертится, порождая таким образом глобальную человеческую неуверенность и экзистенциальную тревогу посреди постоянно движущейся Вселенной (как это сформулировал Генри Миллер: «Это почти банально, но приходится постоянно подчеркивать: все есть творение, все есть перемена, все есть поток, все есть метаморфоза»).

Парадоксально, но признание того, что единственным опытом может быть опыт настоящего момента, это еще и напоминание о том, что наше «я» не существует вне настоящего.

По словам Уотса, единственный шанс выбраться из этого порочного круга — полностью переключиться на наш опыт в настоящем, который сильно отличается от суждений, оценок и измерений, от условного и абстрактного идеала. Он пишет:

«Есть противоречие в желании чувствовать полную безопасность во Вселенной, сама природа которой в моментальности и переменчивости. Но противоречие находится немного глубже обычного конфликта между желанием безопасности и фактом перемен. Если я хочу быть в безопасности, то есть быть защищенным от текучести жизни, это значит, что я хочу отделиться от жизни. В то же время именно это чувство собственной «отделенности» ненадежно. Быть в безопасности значит изолировать и укрепить свое «я», но именно из-за этого чувства изолированного «я» я становлюсь одиноким и испуганным. Другими словами, чем в большей безопасности я нахожусь, тем больше я ее хочу. Если сформулировать еще проще, желание безопасности и чувство небезопасности — это одно и то же. Когда задерживаешь дыхание, после первого же вдоха начинаешь дышать учащенно. Общество, которое основывается на поисках безопасности, напоминает конкурс «Кто может дольше не дышать» с надутыми, как барабан, и бордовыми, как свекла, участниками».

Уотс отдельно рассматривает вопрос о самосовершенствовании, что особенно актуально в преддверии сезона новогодних обещаний, и предостерегает:

«Я могу серьезно размышлять о попытке приблизиться к идеалу, стать лучше, только если я разделен надвое. Должен быть хороший «я», который будет улучшать плохого. «Я», у которого добрые намерения, начнет работать над непутевым «я», и борьба между этими двумя сущностями только усугубит их различие. Впоследствии эти два «я» разделятся еще сильнее, что усилит чувство одиночества и изоляции, которые заставляют «я» плохо себя вести».



Счастье, говорит Уотс, не в улучшении нашего опыта или противостоянии ему, но в том, чтобы находиться здесь и сейчас в наиболее полном возможном смысле:

«Оказаться нос к носу с неуверенностью — не значит понять ее. Чтобы понять ее, с ней нужно не столкнуться, а просто быть ей. Как в персидской легенде о мудреце, который подошел к небесным вратам и постучал. Изнутри Бог спросил его: «Кто там?» «Это я», — ответил мудрец. «В этом доме, — сказал голос, — нет места тебе и мне». Мудрец ушел и провел много лет в глубокой медитации, взвешивая этот ответ. Когда он вернулся, голос задал тот же вопрос, и он снова сказал: «Это я». Дверь вновь осталась запертой. Через несколько лет он вернулся в третий раз, и голос снова спросил: «Кто там?» И мудрец закричал: «Ты сам!» Дверь была открыта».

Мы не понимаем, что безопасности не существует, утверждает Уотс, пока не сталкиваемся с мифом о «постоянной личности» и не признаем, что нет постоянного «я», — современная психология называет это явление «иллюзией самости». В то же время сделать это очень трудно, поскольку в самом этом действии кроется осознание себя. Уотс изящно иллюстрирует этот парадокс:

«Когда вы наблюдаете за каким-то процессом в настоящем, осознаете ли вы, что кто-то за ним наблюдает? Можете ли вы видеть не только процесс, но и того, кто действует? Можете ли вы в одно и то же время читать это предложение и думать о том, как вы его читаете? Выясняется, что, чтобы подумать о том, как вы читаете, вам придется на секунду остановить сам процесс. Первый процесс — это чтение, второй — это мысль «Я читаю». Можете ли вы найти кого-то, кто будет думать: «Я читаю»? Другими словами, когда первостепенным процессом становится мысль «Я читаю», можете ли вы подумать о том, как будете думать эту мысль?

То есть вы должны перестать думать просто «Я читаю». Вы переходите к третьему процессу — мысли «Я думаю, что я читаю». Не позвольте скорости, с которой эти мысли сменяют друг друга, обмануть вас и убедить, что вы все это думаете одновременно.

В любом процессе в настоящем вы замечали только сам процесс. Вы никогда не замечали, что замечаете. Никогда не могли отделить думающего от мысли, знающего от знаний. Все, что вы видели, — это новая мысль, новый процесс».

Уотс указывает, что жить полностью осознанно нам мешает тяжкая ноша нашей памяти и искаженные отношения со временем: представление отдельного человека о том, что «я» отделимо от опыта, появляется из-за воспоминаний и скорости, с которой мысли сменяют друг друга. Это как если бы вы крутили горящую палку и получалась иллюзия огненного круга.

Если вы представляете, что воспоминания — это знания прошлого, а не настоящего опыта, то у вас появляется иллюзия, как будто вы одновременно знаете и прошлое, и настоящее.

Эта гипотеза предполагает, что в вас есть нечто, отделяющее вас и от прошлого, и от настоящего опыта. Вы объясняете это так: «Я знаю этот настоящий опыт, и он отличается от прошлого. Если я могу их сравнить и заметить, что произошли перемены, значит, я нечто постоянное и отдельное».

Но, как бы то ни было, вы не можете сравнить настоящий опыт с прошлым. Вы можете сравнить его только с воспоминаниями о прошлом, которые являются частью вашего настоящего. Когда вы отчетливо осознаете это, становится очевидно, что попытки отделить себя от опыта так же бесплодны, как попытки покусать собственные локти.

Понять это — значит понять, что жизнь всегда моментальна, что не существует ни постоянства, ни безопасности, что нет никакого «я», которое можно защищать.

И тут лежит загадка человеческих страданий:

«Настоящая причина того, что жизнь может быть совершенно невыносимой и разочаровывающей, не в том, что существуют смерть, боль, страх или голод. Безумие в том, что когда что-то из перечисленного случается, мы суетимся, рвем и мечем, пытаясь вывести свое «я» из этого опыта. Мы притворяемся амебами и пытаемся защититься от жизни, разделяясь надвое. При этом здравомыслие, цельность и интеграцию можно найти в понимании, что мы не разделены, что человек и его настоящий опыт едины и что никакого отдельного «я» или сознания нельзя найти.

Чтобы понимать музыку, надо ее слушать. Но пока вы думаете: «Я слушаю музыку», — вы ее не слушаете». опубликовано econet.ru