Мы продолжаем искать смыслы и задавать сложные вопросы. Что делать, если твоей стране приходится воевать, а ты исповедуешь буддизм, запрещающий всякое насилие?
Война – это всегда плохо. Когда её начинают, обычных людей не спрашивают. Ещё менее воюющее государство волнуют частные религиозные предписания своих граждан. Но они есть, и конфликт веры и гражданского долга надо как-то разрешать. Как это происходит у буддистов, отвечал ведущий буддолог факультета религиоведения Свято-Филаретовского института Сергей Щербак.
Ударим по мифам. Говорят, что буддизм – это самая мирная религия. Это так?
Да. Буддизм провозглашает ценность ахимсы, то есть непричинение вреда живым существам. В истории индийских религий буддизм был не первым, кто провозгласил это, но можно сказать, что он очень разумно к этому принципу отнесся.
Но известны случаи, когда одни буддисты убивали других на уровне воюющих государств.
Да, в истории есть и такие случаи, когда буддийские государства или внутри одного буддийского государства шли гражданские войны, в которых одни буддисты убивали других. Есть отражение и внешних интервенций в Тибете. Это сплошь и рядом в Тибетской истории встречается.
Буддизм точно так же как и все другие религии находится в условиях человеческого общества, в условиях нормальной цивилизации. Точно так же льется кровь, как и везде. Но важно, что буддизм проводит очень четкую границу между мирянами и монахами. Для мирянина ахимса означает не убийство только людей, а для монаха – не убийство любого живого существа, даже комара. То есть монах не может служить в армии и участвовать в войнах ни в каких, а мирянин – может.
Если убийство допустимо для тех, кто не принял монашеские обеты, то как буддизм это оправдывает? Вот служил буддист в армии, а потом пошел и убил.
Есть легенда, по которой один монах в XI веке в Тибете убил царя. Царь был вредный: он сам убивал монахов и закрывал монастыри. Его звали Лангдарма. Так вот, монах по имени Палдордже переоделся, покрасил себя и коня в чёрный цвет и на рыночной площади выстрелил царю прямо в глаз. Потом была погоня, но монах спустился к реке, там омылся сам, отмыл коня и так ушел от преследования. Правда, всю оставшуюся жизнь после этого он провел в монастыре в одиночестве: убийство – это сильный кармический проступок.
И как бы считается, что он искупил свою вину?
Дело в том, что человек приобретает личную карму. В зависимости от его поступков – плохих или хороших – определяется, какой будет его следующая жизнь: счастливее нынешней или хуже. Есть градация проступков, за которые следуют очень жесткие последствия. Человек попадает в самые страшные ады почти без избавления, если он совершит убийство своих родителей, если он произведет раскол в буддийской общине или если он убьет буддийского монаха. Палдордже руководствовался мотивами сострадания к царю. Поскольку Лангдарма собирался продолжать убийства, то нужно было уберечь его от слишком тяжелой кары.
Но это отличная лазейка для того, чтобы очень и очень многое оправдать.
Увы, да. Но это не является правилом. Ни в коем случае. Для буддистского монаха убийство – это что-то абсолютно немыслимое. За это человека выгоняют из общины. Насилие – одна из самых веских причин, чтобы стать изгоем. Есть другие правила: сексуальная связь с женщинами и прочее, но убийство – это одно из самых тяжелых деяний.
Война и патриотизм всегда находятся где-то очень близко. Войну, например, могут оправдывать патриотизмом. Вот для буддиста существует ли понятие патриотизма? Если да, то в чем оно заключается?
Буддизм признает, что существуют последователи учения, которые не принимают полное посвящение в монахи, то есть они остаются мирянами. А для мирянина нормально и естественно охранять свою семью и свою Родину, свое государство, и если того требует порядок, то служить в армии, оборонять рубежи своей страны. Кроме того, в обычной этике Буддизма, если человек имеет зависимость (а военная служба — это подписание контракта, это зависимость), то он не может стать монахом.
Патриотизм для буддиста вытекает из естественного права защищать свой дом. Ну, еще он связан с ролью сакральной фигуры царя буддистского государства.
То есть власть для буддиста сакральна, свята? Так сложилось исторически?
Нет, она сакрализируется в общем с самого начала. Просто в буддизме признается роль управителя. Он должен быть на Земле, так как люди не способны управлять собой сами. Тогда приходит управитель, которого в буддизме называют Чакравартин.
А для монахов как складывается эта история с патриотизмом?
У монаха ничего нет. Он может иметь только три одежды и чаши для подаяния. Что касается борьбы, то в случаях крайней опасности для монаха допустимо защищать свою жизнь. Он совершенно не мотивирован теми мотивами, которыми сподвигаемы миряне. Но если возникает угроза для жизни, он может обороняться.
А если возникает угроза для его знакомых или членов общины?
Это в общем сложный этический вопрос. Он решается, но это искусство нюансов.
У монахов есть паспорта или какой-то гражданский документ?
В нашей стране совершенно точно есть паспорта, а в общей мировой практике – не интересовался.
Мы являемся одновременно и гражданами своей страны, и верующими людьми со своими ограничениями и правилами. И там и там у нас есть институт обязательства. Но государства имеют обыкновение воевать, не спрашивая соизволения своих граждан. И вот я как верующий человек живу по установленному своду религиозных правил, а как гражданин я обязан поступать вразрез этому кодексу и идти убивать. Государство имеет право на насилие – мы сами ему делегировали такое право, чтобы был установлен порядок. Но кто мне в буддизме такое право дает?
Никто его не дает. Буддист, принявший прибежище в дхарме (совокупность норм, обеспечивающих космический порядок – «С»), не должен делать никакого насилия.
Вот приходит буддист-мирянин к своему духовному наставнику и спрашивает у него совета: воевать или не воевать. Что тот должен ему ответить?
Он может указать ему на важность соблюдения обетов мирянина, хотя и эти обеты мирянин принимает добровольно, потому что буддизм не навязывает никакого общепринятого правила социального поведения. Он скажет: поступай в согласии с дхармэ.
Известна история, как однажды к Будде пришел военный советник одного очень вредного царя. Тот знал, что Будда обладал даром предсказания, и нужно было выяснить, победит ли он в войне с противником или нет. Будда, прежде чем принять этого военного советника, спросил у своих учеников:
– То государство, с которым царь собирается воевать, оно соблюдает дхарму или нет?
– Да, оно соблюдает дхарму, в нем все в порядке.
– Тогда сейчас не завоевать твоему царю этого государства, – ответил Будда советнику.
– А что мы должны сделать, чтобы победить? – спросил советник.
И Будда расписал ему несколько принципов управления, соблюдая которые он победит кого угодно. Они очень простые и, наверно, пригодились бы и сейчас. Там, среди этих принципов, была свобода собрания и свобода самовыражения – что-то вроде вече. Потом, люди должны были соблюдать старые традиции и стараться их не разрушать. Правитель должен принимать как можно меньше законов, а те законы, которые он принимает, нужно подробнейшим образом разъяснять, просвещать людей относительно того, что им можно, что нельзя. Важной частью, ведущей к сильному государству, является почтение к старшим, почтение к уважаемым людям, к старикам, к родителям. Следить за тем, чтобы женщины не развращались. Ну и другие.
Беседу военачальника и Будды слушали его ученики, которые сидели там же с открытыми ртами.
– Будда, ты же учишь нас ненасилию. Почему же ты учил его тому, как победить?!
– Он меня не спрашивал, как вести добродетельную мирную жизнь. А мудрый отвечает на вопросы, которые ему задают.
То есть уловить позицию Будды в отношении того, убивать другого человека на войне или нет, здесь сложно. Он был блестящим педагогом. Военачальник и царь, стоящие за его плечами, спрашивали, как победить в войне. Будда им ответил: нужно подготовить своё государство, сделать его добродетельным с помощью таких-то механизмов – и тогда ты победишь в войне.
Что самое главное для буддиста на войне?
Главное, наверное, всё-таки сострадание к врагу. Если его и убивать, то в ситуации, когда это абсолютно неизбежно для сохранения твоей жизни. Ну, или в ситуации, когда польза от убийства будет больше, чем зло, которое может причинить враг. Действовать нужно с чувством глубокой скорби в отношении врагов и вообще в отношении ситуации войны. Потому что люди в мире глубоко запутаны и они не знают верных путей, блуждают в потёмках. И если бы они знали подлинную дхарму, они бы никогда не воевали, никогда бы не взяли в руки оружия друг против друга.
Это, наверное, высший пафос сострадания, который можно себе позволить. Не дегуманизировать противника. Как там у Ильи Эренбурга: немец – это не человек. Или у Симонова, например. Буддизм такого не допускает. Даже если ты на войне, перед тобой в качестве врага такое же живое существо, как и ты. И необходимо испытывать к нему сострадание, какой бы ни была трагичной эта ситуация.