Николай Пирогов — легендарный врач, основоположник хирургии в военно-полевых условиях. Он первым начал применять эфирный наркоз во время операций и придумал накладывать гипсовые повязки при переломах, тем самым дав шанс выжить очень многим людям. Это лишь два наиболее известных факта о великом хирурге-изобретателе.
А еще, как и все гениальные люди, Пирогов был неординарным в своем мышлении в целом. Например, знаете ли вы, что он верил в идею одушевленного Космоса и разумной Вселенной. Об этом свидетельствует его книга «Вопросы жизни. Дневник старого врача». Дневник, как признавался сам Пирогов, «писанный исключительно для самого себя». Счастливая Жизнь делится интересными мыслями из этой работы.
В конце жизни Николай Пирогов вдруг начал много размышлять о человеческой душе, которую так и не нашел, вскрывая внутренние органы и изучая кровеносные сосуды. Он ощутил связь каждого человека с огромным пространством Космоса и пытался это как-то объяснить. Вселенную он называл «бесконечно утонченным веществом», а себя ощущал неразрывно связанным с этой разумной живой материей.
«Я представляю себе, нет, это не представление, а греза – мне грезится беспредельный, беспрерывно зыблющийся и текущий океан жизни, бесформенный, вмещающий в себя всю Вселенную, проникающий все ее атомы, беспрерывно группирующий их, снова разлагающий их сочетания и агрегаты и приспособляющий их к различным целям бытия», — именно так описывал Пирогов устройство мира.
Пирогов понял, что голос интуиции, к которому он научился прислушиваться, может выдавать столь же правдивую информацию, как результаты любого эксперимента, и этому голосу можно доверять. Он писал в своем дневнике, что жалеет, потому что не научился пользоваться этим естественным инструментом раньше.
Именно интуиция, а не знания, подсказала Пирогов идею о том, что во Вселенной существует более разумная, чем люди, сила, которая общается с нами посредством нашего мозга.
«Невозможно думать, что во всей вселенной наш мозг является единственным органом мышления, что все в мире, кроме нашей мысли, безумно и бессмысленно. Невозможно думать, что в целой вселенной один наш мозг служит местом проявления какого-то «я», вовсе не признающего своей солидарности с местом своего происхождения… Поэтому мне кажется правдоподобным другое предположение, что наше «я» привносится извне, а не есть ли оно — мировая мысль, встречающая в мозге аппарат, искусно сработанный ad hoc самой жизнью и назначенный для обособления мирового ума?»
Ученый осознал, что каждый человек неразрывно связан с космическим разумом, который он назвал «Мировой мыслью», и этот разум управляет нашими мыслями. Пирогов признал, что большинство идей в нашей голове не принадлежат нам, они приходят извне. Но в то же время мы можем их осознавать и управлять ими.
«И вот мне кажется, — писал врач в своем дневнике, — что в моем понятии жизненное начало ни с чем не может быть так сравнено, как со светом».
Пирогов не был религиозным человеком, но он вспомнил Библию, где четко указывалось, что жизнь на земле произошла от Света. После этого ученый больше не сомневался, что жизнь есть космическое явление. Он четко писал, что материя — это не просто атомы, это сила/энергия.
«… мозг мой и весь я сам есть только орган мысли мировой жизни, как картины, статуи, здания суть органы и хранилища мысли художника. Для вещественного проявления мировой мысли и понадобился прибор, составленный по определенному плану из группированных известным образом атомов, — это мой организм; а мировое сознание сделалось моим индивидуальным посредством особенного механизма, заключающегося в моих нервных центрах. Как это сделалось — конечно, ни я, никто другой не знаем».
Таким образом, знаменитый врач пришел к выводу, что вне наших тел существует более разумная, неподвластная нашему пониманию, разумная энергия, которая находится в постоянной связи с нами. Эта энергия передает нам определенные мысли и побуждения, заставляющие нас думать и творить.
«Истину узнаем только за гробом; там узнаем, соответствовала ли наша жизнь ее истинной цели. Органические страсти с их увлечениями и чувственность вещественного бытия, перестав существовать, дадут возможность нам стать к истине лицом к лицу; это не то, что стоять лицом к лицу с нашей совестью здесь, живя вещественно: там придется иметь дело с самой истиной, которой мы так добиваемся здесь и вместе с тем стараемся ее избегнуть».