Каждый, кто думает, что сходит с ума на карантине, не прав — на самом деле он возвращается в свой ум. Как дельфины сейчас возвращаются в каналы Венеции. Просто он, наш внутренний мир, теперь кажется нам безумным, ведь мы слишком долго избегали тысячью и одним способом смотреть внутрь себя.
Вирус сплачивает, как любая внешняя угроза. Люди проецируют свою тревогу на эпидемию, вирус становится образом неизвестной темной силы. Рождается масса параноидальных идей о его происхождении, ведь так страшно думать, что просто сама природа со словами «ничего личного» решила взяться за проблему перенаселения.
Но вирус, загоняя людей в карантин, в себя, парадоксальным образом предлагает нам подумать над угрозой внутренней. Быть может, угрозой не жить своей подлинной жизнью. И тогда не важно, когда и от чего умирать.
Карантин — это предложение встретиться с пустотой и депрессией. Карантин — это как психотерапия без психотерапевта, без проводника в себя, и оттого бывает настолько невыносим. Проблема — не в одиночестве и изоляции. В отсутствие внешней картинки мы начинаем видеть картину внутреннюю.
Мир больше не будет прежним — есть надежда, что мы не отмахнемся от себя
Тяжело, когда в канале осядет муть, наконец услышать и увидеть, что происходит на дне. Встретиться с собой. После долгой суеты, а быть может, в первый раз по-настоящему встретиться со своим супругом. И узнать что-то, от чего сейчас в Китае столько разводов после карантина.
Тяжело, потому что смерть, потери, слабость и беспомощность не легализованы в нашем внутреннем мире как часть нормального хода вещей. В культуре, где вдумчивая печаль — негодный товар, хорошо продается сила и иллюзия бесконечной потенции.
В идеальном мире, где нет вирусов, горя и смерти, в мире бесконечного развития и триумфа, нет места и для жизни. В мире, который иногда называют перфекционизмом, нет смерти, потому что он мертв. Там все застыло, оцепенело. Вирус напоминает, что мы живы и можем это потерять.
Государства, системы здравоохранения обнаруживают свою беспомощность как что-то постыдное и недопустимое. Потому что всех можно и нужно спасти. Мы знаем, что это не так, но страх столкнуться с этой правдой не позволяет думать дальше.
Мир больше не будет прежним — есть надежда, что мы не отмахнемся от себя. От вируса смерти, которым каждый заражен и у каждого будет свой персональный конец света. И поэтому подлинные близость и забота становятся тем необходимым, без чего невозможно дышать.