Четверть века российская власть культивировала симпатии к дореволюционному устройству России и монархическим деятелям российской истории
Власть проявляла знаки почтения к последнему русскому царю Николаю Второму, торжественно хоронила его и его семью, в той или иной форме утверждая либо давая понять, что считает их расстрел преступлением, а большевиков – виновными в этом преступлении.
Почему теперь она удивляется, когда находятся люди, готовые активными действиями защищать имя, и – как они считают – честь свергнутого и расстрелянного правителя…
Если считать, что Николай Романов святой, почитатели этого святого на то и его почитатели, чтобы его почитать и защищать.
Снимите фильм о «прелюбодеяниях Магомета» – нужно ли сомневаться в возможных последствиях? Это коммунисты оказались такими мирными и травоядными, что на пасквили об их кумирах в конце 80-х (да и позже) не ответили бутылками с зажигательной смесью… За что их в 1991 году и запретили.
Достоин или не достоин Николай Романов поклонения и защиты его имени и чести – к делу не относится. Но если государство четверть века демонстрировало, что достоин – чем оно возмущено сегодня…
На самом деле к Николаю отношение разное. В 2013 году Левада-центр проводил опрос на эту тему – результаты оказались не слишком соответствующими тому, как к нему относятся официальная власть и официальная церковь – и позже подобных исследований не проводили. Но 2013 год – это не так давно.
Безвинной жертвой «большевистского террора» его сочли 23 % граждан. Плохим правителем, хотя и искупившим все своей смертью – 25 %. Дезертиром, бросившим страну в тяжелый момент, виновным во всем, произошедшем потом, – 18 %. Виновником доведения России до нищеты, до катастрофы, свергнутым восставшим народом – 12 %.
То есть для 23 % – он безвинная жертва. Для 55 % – преступник, заслуживший свою казнь.
Есть меньшинство, которое считает его Святым. Есть большинство, которое считает его преступником. Но в данном случае – даже не важно, кого больше: вместе они в любом случае составляют подавляющее большинство страны.
Для тех, кто считает его Святым, неприемлем фильм о «грехах Святого», включающий в себя постельные сцены с этим Святым. Для тех, кто считает его Преступником, неприемлем фильм о «романтической возвышающей любви» этого Преступника.
Вряд ли общество поймет фильм о сексуально-романтических увлечениях Гитлера или Чикотило.
Снимать в этих условиях любой фильм о человеке, вызывающем подобное отношение – уже проблема, потому что такой фильм заведомо провоцирует в обществе напряжение и раскол.
Власть сама создала «Святого» из персонажа, никогда не пользовавшегося особым уважением, даже среди поклонников монархии. И теперь сама не может справиться с вызванным призраком
Преступник он или Святой (если честно, оба эти имени заметно расходятся с масштабом личности Николая) – он, безусловно, трагический персонаж. Был его расстрел преступлением либо он был заслуженной карой и приведенным в исполнение приговором народа – в любом случае, это была трагедия.
Демонстрировать постельные сцены персонажа трагедии – уже дурной вкус. Проблема в том, что дурной вкус стал сущностным инструментом определенного типа «деятелей культуры». Понятно, что главная задача художника – добиться эмоциональной реакции и со-чувствия своему произведению.
Понятно и то, что когда талант есть, со-чувствие достигается талантом, а не эпатажем. Когда таланта для этого не хватает, единственным инструментом остается вызывать любую реакцию, кроме скуки – оказывается эпатаж и провокация.
И один из основных их элементов – оскорбление. Это самое надежное. Желающий приобрести или подтвердить реноме «художника» знает, что для признания нужно заставить говорить о себе и вызвать вокруг своего «продукта жизнедеятельности» как можно более ожесточенные споры. И он провоцирует и оскорбляет, потому что понимает – тогда не промолчат. И тогда одни будут проклинать, другие защищать, и сам он станет символом – для одних превознесения, для других – проклятий.
В этом отношении и Учитель, и Поклонская схожи: оба авторы эпатажа. Одна оскорбила память павших в Великую Отечественную войну, вынеся на шествие 9 Мая портрет не имевшего к ней отношения и презираемого солдатами Победы казненного императора. Другой поступил зеркально, оскорбив тех, кто благодаря четвертьвековой властной демонстрации почитания Николая и эпохи, ушедшей вместе с ним, принял это почитание.
Власть сама эпатировала, когда, отрекаясь уже от другой эпохи – эпохи Республики и Революции – оскорбляла ее память и память ее героев, почитая один из образов ей и им антиподных. И сама занималась в этом отношении политическими провокациями, и сама остолбенела и стала звать полицию, когда увидела свое порождение.
Но если определенная часть общества имеет свои «святыни», обязанностью государства является эти чувства и объекты поклонения данной части общества защищать. Либо она должна поклонение им запретить. Если поклонение тому же Николаю не запрещено – значит, оно должно быть государством защищено. Хоть Николаю, хоть Ленину, хоть Сталину.
Если определенные представители общества предпринимают действия, определенную часть общества оскорбляющие, государство обязано последних защитить. Если государство этого делать не будет, оскорбленные будут защищать себя сами. И если публично демонстрируется нечто, что их оскорбляет, оскорбленные имеют право требовать запрета подобных демонстраций. Если власть их не слышит, у них нет иного выхода, как пресекать такие демонстрации своими собственными действиями.
И закон, строго говоря, здесь уже вообще ни при чем. Потому что если закон перестает вызывать уважение и признание – соблюдаться он, так или иначе, не будет. Если киносети отказались демонстрировать фильм, вызвавший протесты значимой части общества, значит. они просто продемонстрировали, что уважают зрителей и граждан больше, чем оскорбляющие последних «деятели культуры» и информационно прикрывающая их часть художественного класса.
Любимая присказка известной части общества – «Никто не вправе запретить художнику демонстрировать свое произведение» – ровно ничем не доказана и ни на чем реальном не основана.
Во-первых – что понятно – данное произведение должно как минимум не нарушать закон. В частности – не вести к массовым беспорядкам и не возбуждать рознь.
Во-вторых: из чего вообще вытекает, что художнику можно что-то особенное? По какой-то странной прихоти событий стало естественным считать, что деятели культуры и искусства – некие настолько особенные, что они должны пользоваться особыми правами и почитанием, лишь на том основании, что отнесены к числу художников – подчас по самоназванию, а не по созданным шедеврам. А заодно, что они имеют право судить и оскорблять.
С таким же успехом подобного права – часто с большим основанием – могли бы потребовать хоть врачи, хоть педагоги, хоть инженеры, хоть ученые. Кстати, если о подобном особом праве вновь вспомнят рабочие и крестьяне, у многих других может надолго отпасть искус говорить о своих особых правах.
Безусловно, «николаепоклонство» для адекватного человека вещь экстравагантная. И близкая к черносотенству. Но если уж на то пошло, активный протест против изысков творцов эпатажа из художественной среды – хоть против эпатажа «Матильды», хоть против эпатажа Звягинцева, хоть против эпатажа Райкина или Серебрянникова – это не нашедшая адекватной формы и выраженная уродливо, но естественная и неизбежная реакция общества на постоянный оскорбительно-провокационный эпатаж значительной части «публичного класса» страны. Настолько публичного, что этот термин напоминает о совсем другом значении.
А то, что приобрело некие ретроградные формы, власти, когда она оскорбляла постреволюционную Россию и ее память – думать нужно было, кого она вызовет к жизни своим малограмотным эпатажем.
Сергей Черняховский
Источник