Тема русалок довольно сложная, запутанная и многослойная. Тут сплелись воедино и представления о природе, и о душе, и социальная тема, и медицинская. По уже устоявшейся традиции, я рассмотрю здесь только социальную сторону этого фольклорного явления, поскольку именно о ней нигде особо и не написано, хотя подсказок уйма.
Образ русалок крайне поэтичен и метафоричен. Типичное описание этих дев можно прочитать в Википедии (выделю самое главное):
«персонаж славянской мифологии. Один из наиболее вариативных образов народной мистики: представления о русалке, бытующие на Русском Севере, в Поволжье, на Урале, в Западной Сибири, существенно отличаются от западнорусских и южнорусских. Считалось, что русалки опекали поля, леса и воды… По версии Л. Н. Виноградовой — вредоносный дух, появляющийся в летнее время в виде длинноволосой женщины в злаковом поле, в лесу, у воды, способный защекотать человека насмерть или утопить в воде… В Малороссии и в Галиции существовало несколько представлений о русалках. По одним представлениям русалки отождествляются с мавками, по другим — с дикими жёнами, «мамунами» (обезьянами) у поляков и «вилами» у сербов и болгар, которые владели колодцами и озёрами, умели «запирать» воды. Чаще всего считается, что русалками становятся некрещёные дети, утонувшие девицы, девушки, умершие до замужества, а также те, кто родился или умер на Троицкой неделе… В некоторых поверьях русалкам приписывалась способность к оборотничеству. Считалось, например, что они могли принимать вид белок, крыс, лягушек, птиц (укр. харьк.), либо показываться в виде коровы, коня, телёнка, собаки, зайца и других животных (полес.). Однако в большинстве рассказов русалки появляются в образе женщины или молодой девушки… Среди населения Урала было представление, что русалки есть проклятые жёны и девы. Они живут в плоти, невидимо от людей, и будут жить так до пришествия Христа. Живут постоянно под водой, в обществе чертей.
Как пишет Д. Зеленин, «Русалок нельзя признать определённо духами водными или лесными или полевыми: русалки являются одновременно и теми и другими и третьими». По легендам русалок можно встретить в прудах, озёрах и проточных водах. В большей части народных рассказов русалки изображены нагими и без головного убора. Одетых русалок чаще всего представляют в рваных сарафанах. Также существовало поверье, что на Русальной неделе, когда в лесу ходят русалки, при нечаянной встрече с ними, нужно бросить платок или что-нибудь из одежды, например рукав от платья. Считалось, что русалки похищают у заснувших без молитвы женщин нитки, холсты и полотна, одежду и пищу, выбирают для себя любовников из их мужчин. Желание одеться побуждало русалок подходить ночью к баням, где прядильщицы иногда оставляли пряжу, и напрясть себе ниток для одежды. «Но, очевидно, не все из них ещё обучены этому искусству: другая только обсусолит мочку на гребне да обслюнит». У восточных славян (а также у саамов) было распространено поверье, что водяные красавицы-русалки по ночам выходят из воды, садятся на траву и расчёсывают свои волосы. В народных сказаниях в качестве гребней русалки использовали рыбьи кости… Согласно эпосам, другой отличительной особенностью русалок была их любовь к плетению венков из цветов, осоки и древесных ветвей.
По некоторым русским представлениям, русалки имеют облик маленьких девочек, очень бледных, с зелёными волосами и длинными руками. В северных областях России (местами на Украине) русалок преимущественно описывали как косматых безобразных женщин. В Белоруссии была записана быличка, в которой повествуется о русалке, смастерившей люльку для своего младенца из большого куска берёзовой коры. По поверьям, русалки питались рыбой и раками, а по ночам забирались в сараи и доили коров… Западноевропейские русалки внешний вид унаследовали от художественных изображений гомеровских сирен… Важная отличительная и объединяющая черта во внешнем виде русалок — распущенные длинные волосы. Простоволосость, недопустимая в обычных бытовых ситуациях для крестьянской девушки — типичный и значимый атрибут: «Ходит как русалка (о нечёсанной девке)» (из словаря Даля)”.
В принципе, в этой статье сказано всё, что нужно для того, чтобы составить человеский портрет русалки. Надо только вспомнить несколько народных метафор, которые я уже раскрывал в предыдущих своих статьях, и применить их к теме русалок, чем и займемся, пройдя по всем пунктам, выделенным выше.
Простоволосые
Здесь всё просто. Распущенные волосы – признак инфантильности. Только маленьким детям разрешалось ходить растрёпанными. Свободные, ничем не стянутые локоны показывают несерьезность, буйный нрав, непослушание, безответственность. Это чистая бьющая ключом энергия, природная, Велесова. Так будет до тех пор, пока родители и воспитатели не укротят ее , не научат “буйну голову” правилам жизни и общества. Изменения в статусе мальчиков отмечались при первых признаках полового созревания особой прической – агрессивным хохолком, который позже, когда юноша окончательно принимал на себя ответственность за свои поступки перед обществом, заплетался (метафорически обуздывался) в косу или ее подобие. Так же и у девочек – коса символизировала психологическую готовность стать женой (а после свадьбы косу вообще скроют головным убором). Это красноречивая, но бессловесная система социальных знаков, исключающих лишние вопросы о статусе обоих полов.
У русалок мы видим распущенные волосы, которые они любят расчесывать. Распущенность волос – распущенность нравов. Невоспитанность, несдержанность. Женщинам разрешалось публично простоволоситься только во время ритуального Плача, скорби (не обязательно похоронной). Здесь тоже есть своеобразная моральная скорбь, ставшая частью жизни “русалок”, но совсем не ритуальная, не правильная. И как бы они не чесали свои космы, в косу их уже не заплести. Поэтому выражение “ходит, как русалка” – это действительно строгий укор молодой деве.
Желание одеться
Эта метафора связана с темой берегинь и упырей, разбираемой мною в двух частях , говорящая нам о том, что разорванные сарафаны русалок или вообще их отсутствие – это символ отступления от общественных правил. Одежда – это наряд, оболочка, личина. Это сдержанность, узы морали. Упыри грызут свои одежды и кожу, желая освободиться от оков нравственности. У русалок то же самое. Разница лишь в том, что упыри жаждят вырваться наружу, за сдерживающие границы, а русалки уже это сделали, их наряд уже изодран, ошибки уже совершены.
Плетение венков
Это весенне-летнее обрядовое действие, запечатленное в хороводных мотивах. Смысл венка заключается в его круглой охранительной форме и крепости витья. Проще говоря, он олицетворяет девичью невинность.
Вот пример одной хороводной песни, довольно смешной, надо сказать, но типичной, отражающей переживания девушки о том, что ее “венок” достанется старику (во всех песнях откровенно поется о желании выйти замуж за ровесника, а брак со стариками, как и с слишком юными по сравнению с девушкой, признается несчастьем).
Во время хороводного периода дева ритуально опускает венок в реку, демонстрируя свою готовность расстаться с девственностью. Парни старались захватить этот венок, показывая свою готовность умыкнуть и его обладательницу. Эротический комплимент.
«Пойду на Дунай, на реку,
Стану на крутом берегу,
Брошу венок на воду;
Отойду подале, погляжу:
Тонет ли, не тонет ли
Венок мой на воде?...»
(Саратовская губерния, XIX в. «Обрядовая поэзия», 1989).
А во время предсвадебных девичников невеста традиционно распускала свой подготовленный венок, раздавая его части девственным подругам. Еще один говорящий невербальный знак.
Постоянное плетение русалками венков символически показывает нам их главный комплекс – “вечные невесты”. И это на фоне их особой страсти к мужчинам, которых они готовы “защекотать до смерти”… Ну-ну, это теперь, значит, так называется))
Некрещеные
Да, это крайне важно. Русалками становились некрещеные девы. Вот только религия тут не причем.
Дело в том, что крещение – это, по сути, обряд принятия в род (что в свое время было блестяще показано в журнале spr-i-ng). Именно во время крещения проводилось родовое имянаречение. Так вот, если юношей крестили еще до свадьбы с традиционным во многих народах обрезанием волос, оставляющим на голове только фирменный “чуб” или “хохолок” (возможно, в 9-10 лет от роду, как будет показано в песне ниже; да и вообще в мифах тоже часто фигурируют 9-летние периоды жизни), то у девушек было немного по-другому – их крестили во время свадьбы, давали новое родовое (по линии мужа) имя (сейчас не помню, в какой из книг 19 в. это было упомянуто, но как найду – дополню).
Поэтому “некрещеные” в данном случае – это как раз не вышедшие замуж. Оттого и плетут без конца свои венки русалки
Утопленницы
В народных песнях тема брака раскрывается одной из главных метафор – утопление в реке или спасение от утопления добрым молодцем. Эта тема в сказках приняла эпические масштабы принесения девы в жертву морскому чудищу и спасения от него героем.
Причем зачастую метафорическое утопление происходит на глазах у матери, и девушка как бы прощается с ней.
В таких песнях символическая река называется своим сакральным именем Дунай независимо от того, протекает ли рядом настоящий Дунай или нет. Просто речь идет совсем не о географическом Дунае.
«Вниз по Дунайку, по бережочку
Там Аннушка чары мыла;
Помывши чары, попускала;
Попускавши, приговаривала:
«Плывите, чары, вслед за водою,
А я за вами сама скоро буду
К Божьему суду – к венчаньицу:
Я буду венчаться и обручаться!»
(«Свадьба. От сватовства до княжего стола», 2001)
«Пойду ль я, молода,
Пойду ль я, хороша,
На Дунай быстру реку.
Кину ль я, брошу ль я
Свой золотой венок.
Тонет ли, тонет ли
Мой золотой венок?
Тужит ли, тужит ли
По мне миленький дружок?
Тонет, тонет
Мой золотой венок,
Тужит, тужит
По мне милый дружок»
(И. Шангина «Русские девушки», 2007)
Учитывая традицию окунать в воду при крещении, можно представить, откуда взялся образ утопления в реке, но над этим еще надо поразмыслить отдельно.
Однако прочная связь девушки в воде с хороводными мотивами свиданий с “милым другом” установлена давно, примеров чего можно много найти у Аничникова Е.В. в книге “Весенняя обрядовая песня на западе и у славян” (1905).
В некоторых песнях Дунай ассоциируется с парнем, идущим на хоровод. Или же выступает безличным олицетворением любовного настроения.
«Ны думай, дiвонько, ны думай,
Прыйiдэ жынышок, як Дунай.
Прыйiдэ жынышок на конi…»
(Полесский этно-лингвистический сборник, 1983)
«Ворот батюшкиных
Да ворот матушкиных,
Дунай мой, Дунай, весёлый Дунай.
Хоть украдуся, да нагуляюся …
Хоть во корень разорюсь,
Да на вдовушке не женюсь-
Дунай мой, Дунай, весёлый Дунай»
(Ефименко П.С. «Обычаи и верования крестьян Архангельской губернии», 2009)
Хороводы часто заканчивались умыканием дев, то есть свиданиями. Собственно для того девушки и шли играть, чтобы покрасоваться. И если девушка была хорошо воспитанной, то свидания проходили относительно невинно.
***
Вот, собственно, и весь портрет наших Русалок. Это девушки, которые обесчестились до свадьбы, поддавшись своим весенним порывам (кои описаны в песнях во всей красе) и сладким речам ненадежных «милых другов». Жертвы собственной простоволосой необузданности.
Дальнейшая судьба таких невест весьма печальна: вариант первый – маловероятный – парень (речь не идет о влюбленных честных юношах) берется за голову и женится на несчастной; второй вариант – тот самый ненавистный брак со «стариком», которому и такая жена сгодится в хозяйстве (лишний аргумент в его пользу: “Если бы я тебя не подобрал…! Так что подчиняйся”); третий – жизнь с родителями в виде обузы до самой их смерти, что лишь отсрочивает следующий вариант; четвертый – деву с позором выгоняют из дома, и теперь она сама по себе. И это – худшее, что с ней могло произойти. Ведь что она может в крестьянском мире? Пахать в поле? В чьём? Поле принадлежит семье, которое ее изгнало. Без мужского и родового покровительства у нее, можно сказать, не было шансов на достойное существование.
Оттого мы встречаем упоминания о русалках, делающих люльку для своего младенца или рыбачащих на озере – чем-то же питаться надо, да еще и дитя растить…
Учитывая фольклорные данные о похищении русалками мужчин, можно говорить о том, что такие женщины становились блудницами (ну, или просто “доступными” в отличие от “правильных”). Недаром в сказке об Иване Водовиче два брата расходятся на распутье: один идет “на смерть” – спасать дев от морского чудища (мы уже знаем, что это значит), а второй – “с девицами гулять”. Уже из самого мотива расхождения путей двух близнецов видно, что девка девке рознь, и если Федор настроен решительно, то Иван еще не нагулялся. Вот с русалками-то самый раз гулять!
И все эти байки о том, что «увидишь русалку, не смотри на нее», призваны удержать мужика от блуда с позорными (или как было сказано в Википедии, «проклятыми») девками: мужику-то всё равно, но это аморально с позиции «приличий»; ну, и всегда была вероятность, что мужчина влюбится в «русалку», чего не одобряли «приличные люди», тогда уж «совсем пропал», «утащила русалка».
В связи с этим интересны данные по связи образов русалок и сирен. Ведь из греческих легенд мы знаем, что Сирены живут на отдельном острове и зазывают своей грустной песней к себе моряков. Песни такие, что невозможно не поддаться. Оно и понятно: моряки уже несколько дней в море (море можно заменить и сухопутным путешествием), а тут свободные и раскрепощенные женщины вдали от «приличных людей». Никто не узнает, никто не осудит! Можно и задержаться ненадолго. В мифах Ясон и Одиссей, как воплощения истинного примера для подражания всем юношам, с точки зрения морали (мифами воспитывали мировоззрение), конечно же, «привязывают себя к мачте», чтобы не соблазниться Сиренами. Символ связывания – обуздание своих порывов.
Ну, и общество не могло не напустить дурной репутации на бедных женщин, желающих мужского внимания (в надежде на покровительство для себя или детей), объявив их убийцами, монстрами и т.д. Лишь бы потенциальные женихи не захаживали к ним.
Этот момент интересен тем, что показывает нам женскую солидарность. Ибо сложно поверить в то, что все, как одна, были идеально целомудренны и не поддавались весеннему гормональному опьянению и мурчащим вокруг «героям». В германских и французских песнях девушки так и бегут за женихами из знатного рода в надежде стать их женами (против чего предостерегали “злые” и “непонимающие” родители). Так что парням мешало воспользоваться ситуацией? А в рассказах о Сиренах мы видим уже некоторую женскую организацию [“Сирены” – “Сирые, осиротевшие”? Литовское “šeirė̃” – это “вдова”, то есть речь идет не столько о лишившихся родителей, сколько об утративших покровительство (семьи или мужа)]. Оно и верно: не принимаемые родным обществом, «падшие» организовывали своё. Одна дева мало что может, а вот группа – это уже сила. Своеобразная община «блудниц», живущих отдельно от люда, но по-прежнему навещающих деревни с целью найти себе мужа (появление русалок совпадает с весенними и летними периодами деревенской романтики), ну, или навестить родителей.
Падшие женщины (а может, и вдовы вместе с ними) удалялись в леса, становясь чем-то вроде ведьм, ведь попробуй выжить без умения себя защищать, лечить, обеспечивать едой, самостоятельно рожать и растить детей.